В 19 веке Достоевский сказал то, что многие не хотят признавать в 21
Ф.М.Достоевский: «Одно совсем особое словцо о славянах…»
«Хочу сказать одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно
хотелось сказать. Не будет у России, и никогда еще не было, таких
ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти
славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа
согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не
оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник
славян! Я, напротив, очень люблю славян,
но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно
сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы,
характеру славян, совсем нет, — у них характер в этом смысле как у всех,
— а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не
могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо
требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед.
Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с
того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например,
ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских
держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут
они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят
себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею
благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись
при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся
Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, «имея в
виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на
порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому
племени». Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать
бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею
знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых
человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет,
калечится и умирает в язвах и в бессилии. Нынешнюю, например,
всенародную русскую войну, всего русского народа, с царем во главе,
подъятую против извергов за освобождение несчастных народностей, — эту
войну поняли ли, наконец, славяне теперь, как вы думаете? Но
о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны
славянам, мы их освобождаем, но потом, когда освободим и они кое-как
устроятся, — признают они эту войну за великий подвиг, предпринятый для
освобождения их, решите-ка это? Да ни за что на свете не признают!
Напротив, выставят как политическую, а потом и научную истину, что не
будь во все эти сто лет освободительницы-России, так они бы давным-давно
сами сумели освободиться от турок, своею доблестью или помощью Европы,
которая, опять-таки не будь на свете России, не только бы не имела
ничего против их освобождения, но и сама освободила бы их. Это хитрое
учение наверно существует у них уже и теперь, а впоследствии оно
неминуемо разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало того,
даже о турках станут говорить с большим уважением, чем об России. Может
быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за
свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед
европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на
нее и интриговать против неё. О, я не говорю про отдельные лица:
будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия
для них всегда. Они поймут всё величие и всю святость дела России и
великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти,
особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут
подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно
приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь
свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской
культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный
колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник
европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала,
конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы,
речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в
упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы,
извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец
министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и
что какой-нибудь ихний Иван Чифтлик согласился наконец принять портфель
президента совета министров. России надо серьезно приготовиться к
тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до
потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и
социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный
период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем
славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде
человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется,
в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к
России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и
клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но
чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а
не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда
останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что
стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к
себе, тем сдерживает их целость и единство. Будут даже и такие
минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться,
что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы,
то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что
самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают
несколько отдельных капель воды в море. России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае. Разумеется,
сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего
Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами,
деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать столько маленькой, смешной
ненависти и неблагодарности? О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что центр славянского единства — это ОНА, что если живут славяне свободною национальною
жизнию, то потому, что этого захотела и хочет ОНА, что совершила и
создала всё ОНА. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме
трудов, досад и вечной заботы?» /Ф.М.Достоевский, ПСС в 30-ти томах,
ПУБЛИЦИСТИКА И ПИСЬМА тома XVIII-XXX, ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ноябрь 1877, Том
26, глава II, параграф III, издательство «НАУКА» Ленинград 1984
|